Известный российский специалист Александр Зимин, один из первых в истории России тренеров-профессионалов, который недавно выпустил книгу «Искусство побеждать нокаутом», дал интервью порталу Sportbox.ru, где рассказал о свой карьере наставника и о сотрудничестве с чемпионами мира Юрием Арбачаковым, Озурбеком Назаровым, Николаем Валуевым, Александром Поветкиным и Александром Бахтиным.

— Александр Васильевич, человеку со столь богатым жизненным и спортивным опытом написать книгу сам Бог велел. Однако задумать подобный проект — одно дело, а осуществить его — иное и весьма непростое. Как воплощалась в жизнь идея?
— Воплощалась довольно долго. Впервые разговор зашел о книге года три-четыре назад. Несколько раз реализация проекта откладывалась…
Материала было очень много. И о Юрии Арбачакове, и об Орзубеке Назарове, и об олимпийском чемпионе Вячеславе Яновском. Нашей задачей являлось истинное отражение положения вещей.

— Как происходило ваше перевоплощение из тренера в писателя?
— Инициатором выступил даже не я, а близкие и друзья, мои ученики. Они просто заставили меня это делать. За издание книги усиленно взялся мой ученик, супертяжеловес Ростислав Плечко. У него богатый опыт ведения бизнеса, он организовал проект. Сначала пришел московский автор Кирилл Гопиус, я изложил ему свою историю. Плюс дал материал. Так были зафиксированы эти воспоминания. Потом подключилась журналистка Ирина Ляхова. На завершающем этапе работали Сергей Князев и редактор издательства «Симпозиум».

— Обычно мемуары начинаются с «детства, отрочества, юности». У вас же сразу речь идет о боксе. Но все же хотелось бы узнать, как ваша семья, особенно мама, отреагировала на новость, что вы занялись спортом, связанным с мордобоем?
— Времена были советские, и мое занятие спортом семья восприняла положительно. Правда, они не очень хотели, чтобы это был бокс. Но я хотел заниматься именно им. Параллельно, правда, посещал гимнастику, но потом ее бросил. А в боксе все было значительно серьезнее, плюс интересный тренер — Яков Афанасьевич Сулимов. Он сказал: «Бросай гимнастику и занимайся только боксом». Последовал его совету. Позже Сулимов порекомендовал меня Александру Николаевичу Кудрину из Ленинграда.
В итоге приехал в город на Неве и поступил в Институт имени Лесгафта. Учился у Кудрина. Он давал хорошую школу — расклад, подготовку, методику, все на самом высоком уровне. Следуя его совету, также поступил на кафедру медицины, что впоследствии сильно помогло. В частности, просчитывать нагрузки — как индивидуальные, так и командные. Позже Кудрин отправил меня одного в общество «Труд», поставив задачу привести оттуда боксеров: «Я должен их принять в свою группу в Лесгафта. Если приму, автоматически получишь зачеты по всем предметам на год вперед».

— Вы стали первым советским тренером профессионалов, и при этом одним из немногих у нас настоящих специалистов в данной области. Какие качества, знания и умения помогли в этом?
— Всегда чувствовал, что следует изучать вопросы школы бокса, обучения спортсменов. К тренерской работе начал готовиться еще во время службы в армии в спортивном батальоне. Общался с авторитетными наставниками, смотрел и сравнивал, анализировал увиденное. А после демобилизации сразу же пришел на тренерскую работу в «Труд». Первые серьезные успехи обозначились через год-два.
А в профессионалах оказался, когда нас отправили делиться опытом в Японию в профессиональный клуб. А точнее повезли туда наших ребят. Шеф японского клуба сказал, что через три месяца будет матч-просмотр, а с победителями подпишут контракт. Через месяц мы провели первые серьезные показательные спарринги и проиграли — главным образом, мексиканцам и американцам. А через два месяца японцы организовали большой турнир под названием «Перестройка». И мы всех их «перестроили» — завалили и американцев, и мексиканцев. В 80 процентах поединков не обошлось без нокдаунов и нокаутов. Японский шеф просто обалдел, как и пресса. В итоге японцы предложили мне работу.

— Скажите, в советское время у вас была возможность получать хоть какую-то информацию о профессиональном боксе? Ведь бои в СССР не показывали, а профи-бокс вообще был запрещен.
— Тогда продавались цветные журналы из соцстран. В них печатали большие снимки Тайсона и других известных бойцов, сопровождавшиеся кроткими заметками. О профессиональном боксе я получал информацию только оттуда. А ранее вообще не знал, что он существует. Этих журналов у меня была кипа — цветные картинки с нокаутами…
Всегда думал, нельзя ли таких бойцов выращивать и у нас. Разве в России нет сильных мужиков? К сожалению, на этом мысль заканчивалась… Профессиональный бокс у нас был запрещен.

— Вы тренировали очень многих легковесов и были с ними на равных в плане физических данных. Что испытывает наставник небольших габаритов, работая на ринге с такой махиной, как Валуев? Неловкость, неудобство, а может, и опасения — вдруг Коля промахнется мимо лапы?
— Энергетически я неслабый человек. Не знаю, откуда, но во мне очень много энергии. В работе на лапах с тяжами чувствовал их удары. Но им почему-то всегда было очень удобно со мной. Боксеру главное найти место для финального удара в лапу — прямой, боковой. Важно вовремя в нужное место подставить инвентарь, просчитав наиболее вероятную позицию в реальном бою. Я задавал точки, в которые следует попадать, чтобы при этом все удары не были одинаковыми. И не уставал — все удивлялись, откуда у меня столько энергии. А я и сам не знаю… Но самое главное — это чутье. Наперед видел, за счет чего и когда он выиграет.

— В вашей книге не упоминается бой Валуева с Дэвидом Хэем. Почему?
— Может быть, где-то упустил. Даже не знаю, как так вышло. Может, кто-то что-то не написал. Сам не могу понять. А вообще Коля, говоря советским языком, «Герой труда».
Что он из себя сделал! Стал подвижным, начал бить левой! Он левой рукой разбил и Джона Руиса, и остальных. А на правой у него треснула кость и раздробилась. Немецкий хирург сказал, что очистить это можно за два часа, но боксировать он больше никогда не будет. Николай постоянно на ночь подкладывал под травмированную руку лед и с ним спал. А то если правой ударит, она сразу опухает. Из-за раздробленных косточек по всей кисти было больно. Меня Коля удивлял всегда! Сколько пережил, переборол сам себя, и притом не единожды. Я вроде бы не здоровый, не мог ему угрожать, но с ним (и не только с ним) находил такие слова, что все мои ученики боролись сами с собой.

— Бой с Эвандером Холифилдом (а до этого с Русланом Чагаевым) четко показал, что Валуеву нежелательны поединки против мелких и юрких — это не его тема. Стоило ли вообще соглашаться на встречу с Хэем?
— Думаю, что бой с Холифилдом ошибкой не был. Тот стремился убить его с обеих рук. И правый боковой Эвандера пролетал буквально в двух сантиметрах от подбородка. В углу я сказал Коле: «Не дай Бог, пропустишь, как тебя подниму?» Тут была и доля шутки, и… Говорю ему: «Отойди назад и больше бей с дистанции левой! Развернись, не иди на него в лоб. Он же ищет момент, чтобы завалить тебя навстречу». Коля соображал очень быстро и моментально выполнял поставленную задачу.
А с боем против Хэя, наверное, мы поспешили. Плюс во время подготовки чувствовал, что время работает не на Колю — требовалась операция на руке. По сути, мы шли ва-банк — была не была. Такова жизнь! Я же не хотел сделать из него инвалида.

— Считаете ли вы, что промоутерская компания Sauerland Event тогда Валуева просто кинула? Лично я не считаю, что Хэй переиграл Николая, а тем более в статусе претендента в чемпионском бою.
— А дело было так: по ходу боя ко мне подходит наш промоутер Вильфрид Зауэрланд и сообщает, что Коля проигрывает. Я не понял: «Как так?» Только что закончился раунд, в котором он не пропустил ни единого удара. При этом Вильфрид перед боями всегда приходил в раздевалку и давал напутствия. А в этот раз не появился. Позже появлялась информация, что все судьи считают не в нашу пользу…

Говорю Коле: «Нам не дают очки, иди и бей справа! Перетерпи! Ударь правым навстречу и левым боковым, постарайся пробить третий удар». Он все понял, но сорвался с ног. Побежал на Хэя, а следовало спокойно подойти и бить. Смотрю и думаю, что если Николай сейчас промахнется, а Хэй попадет, случится коллапс. В итоге Коля устроил легкую драку. В последнем раунде. При этом бой он не проиграл. Позже выяснилось, что Зауэрланд-младший, Калле, осел в Лондоне, стал сопромоутером Хэя и уже рассматривал его в качестве своего фаворита. А о Коле на тот момент уже фактически забыл. Его планировали отправить за океан драться с американцами. Но у Николая начались проблемы со здоровьем, он перенес операцию. С боксом пришлось расстаться.

— В бою с Хэем возник момент, когда британец стоял у канатов абсолютно раскрытый перед Николаем, а Валуев его не «мочканул». Что это было?
— Вероятно, сработал какой-то внутренний тормоз, чисто психологический. Видимо, Коля сильно расстроился, получив информацию о том, что все предыдущие раунды судьи отдали сопернику. А скорее всего, виной тому была распухшая рука. После боя ему разрезали перчатку, она не слезала с кисти. Николай испытывал сильную боль и вообще не бил правой. Работал, главным образом, передней. Правда, правой он почти не работал во многих боях по той же причине. Налегал, главным образом, на левую. Как в бою против Холифилда.

— Предыдущий тренер Николая Манвел Габриэлян занимался своеобразной психологической накачкой. В интернете гуляет видео, на котором он в паузе во время боя с Чагаевым орет на Валуева благим матом. Как относитесь к подобной психологической прокачке?
— Есть люди, на которых ни за что нельзя кричать, орать — реакция будет обратной. Подобные вещи следует говорить на тренировках, а не во время боя.

— В книге вы пишете, что в начале сотрудничества с Поветкиным его психологическое состояние соответствовало «теории дальнего отказа». Вам удалось докопаться до причин нежелания Саши в полной мере отдаваться боксу на том этапе карьеры?
— Саша тогда очень переживал за своего бывшего тренера, который уже болел. В связи с этим не было 100-процентной психологической уверенности, которая обычно растет за счет технико-тактической работы. Психологически Саша всегда проявлял боевой настрой, а вот физически ему просто недоставало сил, чтобы без устали бить — с расстояния и с акцентом. В определенных раундах он экономил силы, что, может, и сказывалось отрицательно.

— Вы также пишете, что Поветкин «очень внушаем». В чем это конкретно проявлялось? Могли бы привести пример?
— Вот вам история того, как мы познакомились. Дело было в Германии, у нас был общий промоутер Вильфрид Зауэрланд, с которым мы находились среди зрителей в рингсайде. Поветкин дрался с американцем. Первые три-четыре раунда Саша летит… Вильфрид говорит мне: «Пойди, помоги! Видишь, тренер, который секундирует, не справляется!»
Подошел к Поветкину, спрашиваю: «Зачем бьешь с дальней дистанции? Подойди ближе — и левой, левой! Первые два удара должны быть быстрыми, а третий сильным, когда войдешь в среднюю дистанцию». И он выиграл нокаутом в следующем же раунде.

— Напрашивается вывод, что в силу хаотичных обстоятельств при подготовке к бою с Кличко, как вы описываете в книге, шансы Поветкина на победу над Владимиром были минимальны. По сути, вас отстранили от процесса подготовки. Будь ваша воля, как бы вы подводили его к тому бою?
— Типичная ошибка Поветкина — технико-тактическая. Иногда он срывается и хочет нанести сильный первый удар. Я ему говорил: «Подойди с легкими быстрыми ударами, а затем выходи на среднюю дистанцию и наноси акцентированный. Если попадешь в голову или по печени, соперник упадет». Саша же пробивал раньше.
Когда он хорош на ногах, создает игровую обстановку, не пытается сразу же сильно вмазать, а для начала пробивает ложные панчи, затем доносит акцентированный, то у него все выходит. А вот как только сразу бьет сильно, то сковывается и смотрится некрасиво — совершает нырки… Ему нужно разыгрывать комбинации левой и при этом не оставаться статичным на ногах. Это для него гибель. А вот со средней дистанции он соперника всегда доставал — и правой, и левой.

— В книге рассказывалось о приезде перед боем с Кличко в тренировочный лагерь американского тренера. Менеджмент так поступил, зная ваше скептическое отношение к данному поединку на том этапе карьеры Александра? Или все устроили ради пиара?
— Они безграмотно рассчитывали на то, что американец сделает нечто эдакое, за счет чего Поветкин победит. А американец нес такую чушь, что мы просто плакали. Он не настраивал Сашу ни технико-тактически, ни психологически. От этого Поветкин чувствовал себя неуверенно, не знал, что делать.
Я говорил организаторам: «Что вы делаете? Еще рано, отложите бой». Но самая большая ошибка менеджмента состояла в том, что мне не дали секундировать — сидел в углу вторым тренером. Американец между раундами говорил по-английски, Саша ничего не понимал. А у меня уже не оставалось времени что-то добавить. Я так расстроился, что после поединка даже не поехал в Чехов за расчетом.

— Кто принимал окончательное решение задействовать американца? Поветкин или же менеджмент? Насколько Александр вообще влиял на принятие кадровых решений?
— Саша ни на что не влиял. Говорил ему: «Позвони шефу и скажи, что мы ошиблись с американцем. Нужно что-то делать, должен секундировать Александр Васильевич». Но он этого не сделал.

— Известно, что в бою с Поветкиным от Марко Хука исходил подозрительно неприятный запах… Видимо, хотел отравить Поветкина. Но, возможно, это был запах медикаментов? Ведь нанося отраву на собственные кожу или перчатки, с большой долей вероятности рискуешь отравиться сам.
— Тогда произошло нечто неестественное. После первого раунда Саша вернулся в угол очень вялым. Сказал: «Васильич, что-то голова кружится». Все наводило на мысль о том, что Хук чем-то намазал перчатки (о таком я неоднократно слышал в Японии), от чего после попадания на слизистую слезятся глаза, забивается нос, возникает головокружение, проявляется упадок сил. По окончании раундов Саша возвращался в угол и буквально засыпал. Через два дня менеджер Владимир Хрюнов сообщил мне, что медицинские анализы подтвердили данное предположение.

— В книге вы также пишете, что с момента прекращения вашего сотрудничества Поветкин утерял ваши с ним наработки, в частности, взрыв, скорость, выносливость... Но может, это связано с тем, что сейчас он на семь лет старше, чем во времена вашего с ним сотрудничества? Александру уже почти 40!
— И возраст тоже… Но он потерял то чувство, что нужно проходить и бить, как это делал Тайсон. Тот не «стрелял» издалека, а наносил удар, вплотную подобравшись к оппоненту. Поветкин сейчас статичен на ногах — первое движение головой вперед, а затем — ослабленный удар. Это чисто технико-тактическая ошибка. Он просто забыл, что следует делать. Тренеру следовало бы постоянно напоминать ему об этом. Поветкину необходимо использовать взрывной удар. Но не с дальней, а со средней дистанции. Расслабить плечи и…

— Напоследок еще хотелось бы спросить, как вам сейчас живется, как проводите карантин в связи с коронавирусом?
— К коронавирусу отношусь как к врагу. И его нужно побеждать умением. Сейчас, правда, для этого недостаточно биохимических средств, лекарств. Поэтому остается следовать указаниям врачей и нашего руководства. Следует меньше болтаться, бывать в общественных местах, особенно ездить в метро… Выхожу погулять с собачкой метрах в двухстах от дома, соблюдаю общие правила — стараюсь быть изолированным, общаюсь преимущественно со своим тяжем Иваном Верясовым, даю ему задания. Советую бегать в парке, но в одиночку, подальше от людей. Следующий наш сбор намечен на 17 июня. Но его уже несколько раз отменяли. Поживем — увидим…

— Спасибо за интересную беседу. Желаю вам и дальше оставаться таким же оптимистичным и энергичным, а самое главное — здоровым.
— Я болен, болен боксом! Бывает, ночью просыпаюсь и думаю о работе, как и что можно было бы сделать лучше, как и какой удар нанести: «Я же это не подсказал, это упустил…». На отсутствие сил в свои 72 года не жалуюсь. Едва прихожу в зал, как голова, туловище и руки наполняются энергией. Чувствую и вижу, что и как нужно делать. И все получается — как в индивидуальной, так и в командной работе со сборной Санкт-Петербурга. Но лучше всего получается с профессионалами. У них более высокая дисциплина, самодисциплина и исполнительность.

Александр Павлов